Истории

Что происходит в головах присяжных?

Своем мнение по этому вопросу высказали правозащитник Руслан Линьков, социолог Валентина Узунова и адвокат Сергей Окуловский

Руслан Линьков, правозащитник, выступал как потерпевший по делу об убийстве Галины Старовойтовой

Присяжным можно объяснять, но не вдалбливать

Более полутора лет в Петербурге действует институт судов присяжных. Каждый день он порождает споры о том, доросло ли до него наше общество. Ведь обыватель, услышав в новостях, что присяжные в очередной раз оправдали «мальчиков», обвинявшихся в убийствах девятилетней девочки, вьетнамского, африканского студентов, возмущается оправдательным вердиктом или мягкостью приговора. И винит в этом присяжных. Это объяснимо: обычный гражданин не сидит неделями в зале суда, не слышит доводы сторон в процессе, не оценивает искренность и достоверность показаний свидетелей и обвиняемых. Перед ним суд не ставит вопросы о виновности или невиновности обвиняемых. Поэтому реакцию горожан, требующих отмены судов присяжных, можно считать как минимум скоропалительной.

Большинство скандально известных и не бесспорных оправдательных решений присяжных вызваны плохой подготовкой дел к рассмотрению в суде (низкое качество доказательной базы), вялым поведением гособвинения, которое зачастую вообще не поддерживает в процессе свою версию обвинения. В случаях, когда рассматриваются дела об убийствах на почве расовой ненависти, оправдательные вердикты строятся и на неграмотности в межнациональных отношениях самих присяжных.

Ошибка обвинения в том, что прокуроры пытаются излагать присяжным свое собственное понимание преступлений на почве национальной ненависти, не привлекая к процессам специалистов-этнографов, способных «на пальцах» объяснить отличие преступления на межнациональной почве от обычной «бытовухи» и хулиганства. Когда же прокуроры перед судом рассуждают о том, в чем сами не уверены, и часто имеют схожее с подсудимыми представление об инакости и расах, а присяжные, склонные к жалости, видят в подростках за решеткой лишь «нашкодивших и оступившихся русских мальчиков», другого результата ожидать не следует. Убийцы переквалифицируются в хулиганов, а их пособники в невиновных.

Присяжные – они как первоклашки, только с большим жизненным опытом. Им можно объяснять, но не вдалбливать. Они всегда почувствуют неуверенность прокурора в своей правоте и сделают из этого выводы. А когда «неуверенность» прокурора строится на его национал-патриотических чувствах, исход дела тем более очевиден.

Валентина Узунова, этносоциолог, социальный психолог, старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии (Кунсткамера)

Присяжные слышат тех, кто говорит на простом, понятном им языке

Меня достаточно часто вызывают как эксперта и в суды, и во время следствия, когда речь идет о статье 282, разжигание межнациональной розни. Но эксперт вызывается в том случае, когда мы имеем дело с текстом: листовки, газеты, журналы, видеозапись. Задача в том, чтобы, проанализировав материал, сделать вывод, идет ли речь о межнациональной розни. Но экспертиза эта, как и любая другая, в суде является лишь косвенным доказательством.

Выступать перед присяжными мне не приходилось, так как личность эксперта лучше не раскрывать. Но с материалами дела, а также с моими выводами они знакомятся. Могу только догадываться, почему они принимают такие решения, так как в глаза этих присяжных не видела. И тут есть несколько моментов, трудных для восприятия присяжных. Во-первых, работа прокуроров и адвокатов. Судя по моему опыту, прокурорские работники чаще всего молодые, начинающие, работающие только в суде и не ведущие следствие. То есть следователь работает хорошо, а прокурорский работник знакомится с материалами дела только и не готов к состязательности. А с присяжными речь идет не о столкновении двух человек или двух позиций, тут сталкиваются два языка. Потому что прокурорские работники говорят на языке УПК, это понятно только судье или адвокату, а адвокат ближе к простым людям и на их языке говорит. Это не единственное.

Многие говорят, что дело еще и в том, что судопроизводство все-таки вопрос профессионализма, то есть без специальной подготовки нельзя принять разумное решение. Разжигание межнациональной розни доказать очень сложно, а по последним громким делам мне вообще непонятно, на каком основании там возникла 282-я статья. У меня подозрение, что было довольно удобно в поисках мотива преступления использовать эту статью. Но текстовых документов нет, и адвокат может легко развалить позицию обвинения. К тому же могут сыграть и на том, что если кроме нападения на африканца или вьетнамца есть нападения и на людей той же расы, что и обвиняемые, то статья отваливается автоматически. В Москве по делу Скопцева удалось найти мотив – начитался литературы и побежал всех резать. А здесь, видимо, нет.

Сергей Окуловский, адвокат подозреваемого в деле об убийстве Хуршеды Султоновой Александра Гусака, который был оправдан судом присяжных, адвокатская практика – 8 лет

Результат обвинительных приговоров – плохая работа следственной группы и отсутствие доказательств

По статистике суд присяжных чаще выносит оправдательный приговор. А со статистикой не поспоришь. Но даже эта доля оправдательных приговоров очень мала по сравнению с тем, сколько обвинительных приговоров выносят наши суды. Любой адвокат вам скажет – суд в нашей стране практически всегда на стороне обвинения. Суд присяжных, на мой взгляд, выносит оправдательные приговоры не из-за предвзятости, а потому что присяжные основываются на реальных фактах.

Если брать пример с убийством Хуршеды Султоновой, то у обвинения просто не было достаточной доказательной базы, для того чтобы присяжные могли вынести обвинительный приговор. Меня поразила в том деле реакция и высказывания руководящих чиновников: «во что бы то ни стало найти…», «из-под земли достать…». Следственные органы, оперативные работники были поставлены в рамки. Времени на то, чтобы провести нормальное расследование, у них не было. С них постоянно требовали, вызывали «на ковер» в прокуратуру, в город, обязывали докладывать ежедневно о проделанной работе.

Изначально по делу было с десяток версий, но от большинства следствию пришлось просто отказаться сразу, потому что проверить все версии за такой короткий срок было невозможно. В итоге нашли тех людей, которые только могли бы быть на месте преступников, но доказать это следствию не удалось: ни одной прямой улики, ни орудия убийства, ни свидетелей, которые бы опознали обвиняемых. Для присяжных обвинение было предъявлено однобоко, не полностью, соответственно, присяжные не согласились, что кто-то из этих ребят мог убить девочку.

share
print