Методы и технологии помощи детям, пережившим психологическую травму, физическое и сексуальное насилие, отобранным у родителей, прошедшим детские дома и оказавшимся в приемной семье, обсуждают в Петербурге на конференции благотворительного фонда «Родительский мост».
Что происходит, когда ребенок-сирота при живых кровных родителях оказывается в приемной семье? Что стоит за вторичным отказом от приемного ребенка? Насколько опыт предыдущей жизни ребенка «повинен» в том, что приемная семья отказывается от него?
Практически у каждого современного сироты осталась кровная семья, из которой его забрали. Была жизнь с мамой и папой, как правило, пьющими, неблагополучными. Но этих людей ребенок любил, продолжает любить и помнит о них. Оксана Решетова, руководитель ресурсного центра содействия семейному устройству при государственном Шаталовском детском доме из Смоленска рассказывает об исследовании, проведенном два года назад благотворительным фондом «Дети наши».
В детских домах говорили с детьми о том, что, на их взгляд, надо знать приемным родителям об их кровных родных. И оказалось, что дети хотят, чтобы в приемной семье знали о том, что их там любили, что папа, например, играл на гитаре, а мама жарила вкусную картошку, что были и плохие события, конечно, о которых лучше не говорить приемным родителям. Оказалось, что с детьми об их прошлой жизни, травматичной, тяжелой, но их единственной жизни никто толком не говорит.
Да, обстоятельства их прошлого известны и сотрудникам детдома, и опеке. Но не более. А ребенку важно, чтобы между его прошлым, настоящим и будущим была связь. Каким бы ни было прошлое ребенка, но это его жизнь, его опыт.
«Мы с детьми обращаемся, как с бандеролью», — говорит Ирина Алексеева, руководитель Петербургского фонда кризисной психологической помощи детям и подросткам «Новые шаги». Ирина говорит о том, что дети помнят, как их забирают из семьи, но ведь никто не говорит с ними о том, почему это происходит, никто не думает, как дети это понимают и интерпретируют:
«Девочка двенадцати лет рассказала, что ее забрали из семьи, когда ей было восемь. Помнит, что было много народу в квартире, мама стояла за дверью, махала рукой, что-то говорила, но она не расслышала. Потом почти год девочка была в больнице, потом в детдоме. Ей никто не объяснил, что произошло. И она думала, что это потому, что с ней, именно с ней что-то не в порядке».
Нередко последствия детской травмы воспринимаются как «испорченность» приемного ребенка, отмечает Ирина Алексеева: четырехлетняя девочка, видевшая сексуальные отношения ее пьющей матери, ведет себя, шокируя окружающих. «Чего же вы хотите, у нее „гены“, она испорченная». А на самом деле так ребенок проживает свою тяжелую травму.
Приемным родителям также надо помнить, что травмированный ребенок не способен к быстрой перестройке, к скорости окружающей его жизни. А социальные институты вокруг приемной семьи не задумываются над этим. «Когда я спрашивала приемных родителей, нужен ли им психолог, они сказали, что им нужны репетиторы для ребенка в школе — доступные или бесплатные, хороший врач-невролог, который может отличить последствия психологической травмы от неврологии и психиатрии. И еще им нужна передышка, чтобы хотя бы иногда отдохнуть от приемного ребенка, а это невозможно совсем, ведь по закону приемный родитель не может оставить ребенка третьим лицам», — говорит Лика Железняк, психолог государственного Центра помощи семье и детям.
После доклада к Лике подходит руководитель одной из опек Петербурга. Она говорит, что приемным родителям очень важно рассказать, что такое травматичный опыт ребенка, очень важно поддержать их, прессуемых школой за неуспеваемость детей, разъяснить, что вообще происходит с ребенком и почему он так себя ведет. Она говорит, что сейчас идет много отказов от детей. Особенно тяжело бабушкам с опекаемыми внуками. Бабушки как близкие родственницы даже по закону не проходят школу приемных родителей. Где уж им с подростками справиться.
Одна, к примеру, суровая бабушка, прочитывала переписку внука в соцсети, заставляла вышивать вместе с ней крестиком и при этом покупала парню телефон за 20 тысяч рублей. Она не верила, что его не раз хватали за руку из-за школьных краж. Пока ей видео не показали. Сегодня подростка забрали в приют — не справилась бабушка, упорно отрицавшая, что ей нужна помощь, чтобы хотя бы попытаться понять ребенка.
