Этот рассказ — исповедь реальной женщины. Ей сейчас около сорока, трое детей, семья, любимая работа в общественной организации, которая помогает наркозависимым и ВИЧ-положительным.
Она не решилась назвать свое имя, потому что старшие дети учатся в школе, муж работает. Но она решилась рассказать мне свою жизнь, чтобы каждый, кто прочтет, понял бы, что выход из наркозависимости есть, надо сделать шаг. Что на свете, где столько страшного, все равно есть любовь, все равно есть возможность изменить судьбу.
— Я начала употреблять наркотики в 15 лет, когда училась в школе. У меня была компания — подружки отличницы и хорошистки, все очень симпатичные. Это был 1993−1994 год — алкоголь, сигареты, конопля тогда пошла. Мы переходили в новую школу, в десятый класс и попробовали тогда маковую соломку. Даже не знали, что мы пробовали, просто укололись.
Нами двигало любопытство, и нам никто не рассказывал о том, что это такое, что с нами будет дальше. Нам все это настолько понравилось, мы не думали о последствиях. И когда у нас начались первые кумары, мы мучились 10 и 11 класс.
Я могла вечером уколоться и с утра шла в школу и все вроде в порядке. Могла на перемене пойти уколоться в подъезде и идти на урок. Могла покурить выйти на перемене. При этом я была одета в шелковый пиджачок и всегда выглядела очень приличной девочкой. Директор меня даже «интеллигенткой» называла. Хотя в чем была интеллигентность — я ведь всегда общалась с гопниками, была с ними на равных.
В своей семье я видела насилие — папа был военным, когда он не смог семью нормально содержать, то стал пить, пил сильно, он ведь потерял свой статус. Он пил и бил маму, которая, будучи медработником, наоборот, в те годы стала основным кормильцем семьи. Челночила в Польшу. Мама пахала день и ночь. А я жила в страхе, потому что папа на моих глазах маму избивал.
Мама почему-то не разводилась. Говорила, что из-за нас с братом. Хотя в итоге все равно развелась. Но когда это случилось, я была уже в такой глухой зависимости, что мне было все равно — развелись родители или нет.
Когда мой старший брат узнал, что я начала колоться, то просто ударил меня: «Моя сестра не должна колоться, потому что наркоманы — это самые отбросы общества!» Но буквально через пару лет мой брат, который к тому времени уже занимался поставками наркотиков в Петербург, тоже начал колоться. Не прошло и пяти лет, как он умер. Это было в 2000 году.
Умер — и рухнуло все в семье. Папа ушел в тяжелый запой, мама сходила с ума. У брата остался семилетний сын. И я помню очень хорошо этот день: я поехала за кайфом и моим друзьям кто-то позвонил на мобильный телефон. Мы кайф уже взяли, развернулись и поехали домой. Меня друзья повезли домой и ни слова мне не сказали, хотя знали — им же позвонил кто-то, рассказал, что у меня умер брат. Ну я звоню в дверь, мне открывает мой семилетний племянник и говорит: «Папа умер». И у него большущие глаза, полные слез. У меня подкосились ноги. Старший брат, он всегда был защитником, что бы со мной ни произошло, он всегда мог решить любой вопрос.
После смерти брата я окончательно ушла в героин. Я уже была там по уши. Было очень много платных клиник, мама вкладывала в это все, что зарабатывала. Любые врачи, всякие процедуры, вплоть до ликвоабсорбции спинномозговой жидкости. Санатории, школа в Англии. Мама отвозила меня на курорты, а у меня в голове только одно: «Хочу колоться». Я переламывалась, а потом приезжала домой и первое, что делала — шла к своим друзьям-торчкам и вмазывалась. И так продолжалось очень долго.
Я поступила в университет и бросила его ради того, чтобы колоться. Спустя полгода после смерти брата я узнала, что у меня ВИЧ. Тогда меня мама положила в Городскую наркологическую больницу. Я очень хорошо помню, как у меня взяли кровь, а до этого я узнала, что у двоих моих знакомых ВИЧ. И вот очень долго не приходил результат анализа. Десять дней прошло. И вот меня вызывает врач и говорит:
«Я вынужден тебе сказать, что у тебя СПИД». Так и сказал. И еще: «Вот я тебя сейчас отпускаю, у тебя есть один день, чтобы доехать до Центра СПИДа на Обводном и встать на учет».
Я помню, это был октябрь, вот как сейчас погода. И я в свитере, в спортивных штанах и в кроссовках шла с Васильевского острова под дождем. Встала на учет и пошла обратно на Васильевский — я там жила тогда, я зашла еще к подружке, рассказала ей все. И от нее узнали все мои друзья, мужчина, с которым я тогда была — такой крышующий наркоман. Конечно, он начал закатывать истерики, я сдала еще раз анализ на ВИЧ — все подтвердилось. И я начала закалываться — ведь мне все равно недолго осталось жить. Мама искала психотерапевтов, повела меня куда-то кодировать. И все было бесполезно. Я могла где угодно упасть в обморок, но все равно продолжала употреблять. Что мне оставалось. Тогда был запущен процесс самоуничтожения, мне оставалось только это.
Что было потом. Я переломалась, встретила молодого человека. И он решил меня вытащить из наркотиков. Хороший такой мальчишка, на два года младше меня. Мы начали встречаться. Но я через какое-то время снова стала втихаря подкалываться. И он это узнал, понял, почувствовал. И вот пришел ко мне с героином однажды, а купить тогда можно было везде без проблем. Пришел и говорит: «Уколи меня». Я сказала, что ни за что этого делать не буду.
Но в итоге через какое-то время я его сама уколола. И это было фатально. Мы продолжали оставаться вместе. Я забеременела, это был его ребенок. В 2003 году родилась моя первая дочь. Я родила не в абстиненции, я переломалась, будучи беременной и до родов не употребляла. Отец моей первой дочки полтора года назад умер от СПИДа и туберкулеза, у него был очень низкий иммунный статус, его не спасли. Он, уже зная, что я работаю в общественной организации, помогающей наркозависимым и ВИЧ-положительным, отказался принять мою помощь.
А у меня с 2003 года наступило странное состояние: механизм самоуничтожения работал, но при этом я осознавала, что у меня ребенок, что надо ради дочери жить, что я не одна теперь. Мама мне помогала, до семи лет дочку фактически воспитывала она. А я, помню, давала себе зароки, что вот до двадцати проторчу и брошу, а потом до 25 проторчу и брошу. В результате бросила в 30. У меня уже было двое детей — две девочки. Была куча реабилитаций.
Но я бросила, вышла в ремиссию, благодаря «Анонимным наркоманам» — «АН». И вот в трезвости я поняла, что у меня нет ничего — ни образования, потому что я бросила университет ради наркотиков, ничего, кроме ВИЧ, гепатита, двух детей и мамы, которая тянула все это на себе все эти годы, потеряла весь свой бизнес, все накопления, чтобы вытаскивать меня.
И когда я протрезвела и благодаря «Анонимным наркоманам» прозрела, то поняла, что мне нужно делать. Вот уже десять лет я остаюсь чистой. У меня уже трое детей — три дочери, муж, дом — полная чаша, работа любимая. У девочек ВИЧ-статус отрицательный у всех трех. Важный момент — даже когда я торчала, я с 2007 года — как прописали — принимала антиретровирусную терапию. Мне повезло, что барыга тоже ездил за терапией и мы встречались в Центре СПИДа, здоровались. Да, я была приверженной терапии наркоманкой. Я с 2007 года на таблетках, конечно, устала, но без них уже никуда.
Сейчас наркотики другие, все происходит быстрее и страшнее — психика сразу едет. Что можно сказать? Как предотвратить, чтобы ваш ребенок не попробовал это?
Только одно — любите своих детей, разговаривайте с ними. Мне в детстве не хватало внимания родительского, их защиты, их любви. Мне не хватало, чтобы меня спрашивали: а как прошел твой день, что ты чувствуешь, что думаешь?
Диалог с ребенком, чтобы он мог доверять вам, а вы ему. Чтобы вы друг друга чувствовали. Нам это сложно, ведь мы привыкли сдерживать свои эмоции, быть в себе. Но нам надо быть друзьями наших детей. Если у нас этот диалог будет с детьми, то я уверена, что большинство из них, ощущая нашу любовь и заботу, не пойдут искать любовь в наркотиках, уходить от реальности через наркотики. Люди уходят туда из-за нехватки любви, в том числе и к самому себе. Я чистая уже десять лет, но только сейчас понимаю, что такое любить себя. Ведь пока не полюбишь и не оценишь себя, никого не сможешь полюбить, а будешь только зависеть от отношений. Любить себя — это не эгоистично, нет, забота о своем внутреннем состоянии, о своих чувствах — это важно. И никогда не надо стесняться попросить помощи, особенно психологической. Когда, к примеру, накатывает боль одиночества и так невыносимо трудно любить себя и своих детей.
Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга.
