Истории

«В 1990-е националисты сидели по тюрьмам, никто их в общественные советы не приглашал»

Общественная палата представила результаты исследования, согласно которому почти половина жителей исламских регионов России – Чечни и Ингушетии – проголосовали бы на выборах за мусульманскую партию. При этом рейтинг русских националистов эксперты оценивают в 10-12%, этого вполне достаточно для прохождения в Думу. Эксперт центра «Сова» Александр Верховский считает, что национального кризиса в России можно избежать. Для этого власть должна покончить с дискриминацией на бытовом уровне.


Государство должно ясно проявить позицию, которая заявлена в Стратегии национальной политики до 2025 года. Эта позиция —формирование единой гражданской нации с сохранением этнокультурного разнообразия. Задача непростая, и нужны конкретные действия, чтобы люди понимали, чем занимается государство. Оно должно не только регулировать конфликты, периодически вспыхивающие тут и там, но в первую очередь следить, чтобы права граждан России соблюдались одинаково, независимо от того, какой они национальности и где происходит дело — в Чечне или в Питере.

Главный приоритет здесь — борьба с дискриминацией, которая у нас вообще не ведется. Это гораздо важнее для повседневной жизни, чем пропорции национальностей в правительстве или марши националистов. Когда людей не берут на работу или отказывают им в услугах из-за цвета лица, этого не замечать невозможно. У нас нет механизмов антидискриминационной политики.
 
Рост националистических настроений в республиках — не новый тренд. В первой половине 1990-х ситуация была гораздо хуже. Сейчас люди конвертируют свои социальные проблемы в национализм. Грубо говоря, на вопрос, кто виноват, отвечают: такие-то, и определяют их по этническому признаку. В 90-е годы было не так: вину сваливали лично на Бориса Николаевича Ельцина. Эта тенденция наблюдается везде: и в центре России, и на Северном Кавказе. Может быть, с разной интенсивностью, и объект вражды у всех разный, но общий уровень враждебности повышается.
Люди конвертируют свои социальные проблемы в национализм. Грубо говоря, на вопрос, кто виноват, отвечают: такие-то, и определяют их по этническому признаку. В 90-е годы было не так: вину сваливали лично на Бориса Николаевича Ельцина.
В России зарегистрированы две партии, которые прекрасно подходят для националистов, — как бы оппозиционный «Российский общенародный союз» Сергея Бабурина и воссозданная партия «Родина» — это для тех, кто разделяет националистические идеи, но при этом лоялен к властям. Выбор у русских националистов есть. Если партий будет не две, а пять, это не значит, что они лучше выступят на выборах. Чтобы преодолеть пятипроцентный барьер для прохождения в парламент, нужно консолидировать голоса, а не разбрасывать их по нескольким партиям. Так что неизвестно, выгодно националистам, что их многочисленные партии не регистрируют, или нет. Ясно одно: на региональных выборах 8 сентября две упомянутые партии выступили плохо, практически не вели агитацию.
 
Сегодня мы сталкиваемся с наращиванием радикального исламского течения (трудно назвать это национализмом). Не все его течения являются террористическими, хотя разделяют те же идеи. С другой стороны, радикальные формы русского национализма тоже усиливают влияние. В последние годы власть серьезно придавила это движение, около 300 человек сели в тюрьму, и теперь оно действует несколько в иных формах. Русская зачистка, например. Вроде бы легальная, но, с другой стороны, — это тоже насилие.

У вас в Петербурге была прекрасная сцена, когда Розенбаум пригласил известного националиста Николая Бондарика в общественный совет при миграционной службе. Раньше об этом можно было только мечтать, в 90-е годы Бондарик сидел в тюрьме, и никто, уж тем более Розенбаум, его в советы не приглашал.

***
 
Александр Верховский — директор Информационно-аналитического центра «Сова», который специализируется на таких темах, как радикальный национализм, преступления по мотивам ненависти, язык вражды, меры противодействия проявлениям ксенофобии, свобода совести, а также злоупотребления в сфере «противодействия экстремизму».
share
print